Вице-адмирал Игорь Воронченко пришел на должность командующего Военно-морскими силами Украины в начале июля. Как военному, ему пришлось неоднократно оказываться в самом сердце конфликтных ситуаций. В 2000-х, как раз, когда Воронченко командовал полком в Крыму, на период его службы пришлись события вокруг острова Тузла. Тогда, в 2003-м, Украина и Россия не могли поделить небольшой клочок суши в Керченском проливе, а Россия, чтобы подобраться ближе к Тузле, начала строительство дамбы.

В интервью командующий флотом объясняет, почему конфликт вокруг Тузлы был для Украины "проверкой на прочность" и чего не хватило России для масштабного вторжения в 2003-м, и рассказывает, что осталось от украинского флота и на что он способен в случае нападения РФ.

– С чего начинался конфликт вокруг Тузлы в 2003-м?

– Где-то в октябре РФ начала строить дамбу. Такая была там в 20-х годах прошлого века. В свое время я с пограничниками ходил туда на границу – действительно, были остатки и дамбы, и свай. Потом, во время шторма, в 1920-х ее смыло.

Скорость возведения насыпей была очень высокой. Машины работали как муравьи. Мы фиксировали за день по 700-800 машинорейсов, представляете? За день она продвигалась до сотни метров. И так – весь октябрь, ноябрь.

– К каким хитростям прибегала Россия?

– Провокации со стороны РФ были разные: начиная от казаков, которые уже тогда говорили свое "я", заканчивая пограничниками. Доходило до банальностей: заходили в наши воды, бросали якоря, наши [пограничники] спрашивали, мол, что вы здесь делаете, а они отвечали, что сломались.

Тогда своевременно было организовано взаимодействие между силовыми структурами. Прежде всего, между пограничниками и вооруженными силами. Была создана оперативная группа. Пограничники дислоцировались непосредственно на острове Тузла – там были и спецподразделение, и подразделение, в течение трех месяцев построили и пограничную заставу. А основная группировка, которая была бы готова в случае возможных действий и обезвреживания провокаций, была развернута на территории полка, командиром которого я был. И еще в Феодосии в двух местах. Там был корабль с морскими пехотинцами. В моем полку было постоянное дежурство оперативной группы из состава ВМС. В основном там был мой полк, еще подразделения армейской авиации.

Задача стояла быть готовым к любым подвохам вокруг того, что происходило на Тузле и что могло происходить на Керченском полуострове. Мы точно знали, что на той стороне готовилась седьмая парашютно-десантная дивизия, проводились командно-штабные учения. То есть, как по штабной линии, так и по тактическим подразделениям. Это напряжение сохранялось буквально два с половиной месяца, до встречи тогдашних президентов Леонида Кучмы и Владимира Путина, которая состоялась в Керчи.

Непосредственно мой полк тогда был готов выделить реактивный дивизион, который был нацелен на Тузлу, и сводное подразделение, оснащенное всеми видами оружия и техники, готовое к предотвращению возможных атак. Но тогда все решилось мирно, между странами было принято решение о прекращении строительства дамбы. Мы остались при своих границах, руки умыли.

На мой взгляд, это была не битва за этот кусок земли длиной 7 км и шириной около 400 м, это была проверка на стойкость тогдашнего руководства по отстаиванию своей независимости и государственности на то время.

– Что повлияло на Россию и убедило ее не идти путем агрессии?

– Среди таких факторов, возможно, неготовность войск к широкомасштабным вторжениям. Возможно, тогда они были готовы лишь к локальным стычкам и действиям.

У того, что произошло вокруг Тузлы, были предпосылки. Прежде всего, это попытки кремлевской власти раздробить Украину. По этой причине у нас с Россией до сих пор не проведена демаркация – то есть, морские границы с РФ не утверждены. Как по Черному, так и по Азовскому морю. По Азовскому, поскольку это внутреннее море, должна была проходить граница по двум точкам суши, соединять их напрямую. Таким образом, большая часть Азовского моря принадлежала Украине. Насколько мне известно, эту демаркацию не провели до сих пор.

– Кто должен это сделать?

– Ну, вот мы готовы были тогда. А вообще, есть договор стран СНГ.

Границы государств-бывших республик СССР должны быть оборудованы в соответствии с картами издания 1989 года. И там четко проходила граница по Еникальскому каналу, включая остров Тузла. Основную прибыль, вероятно, приносил Еникальский канал, который шел на выход в керченские порты и на вход в Азовское море. Вся проводка судов происходила с украинской стороны. Канал был экономически выгоден Украине тем, что там проходили большегрузные суда. А все суда река-море посадкой ниже 5 м могли только обходить Тузлу с российской стороны. Но я не считаю, что экономическая сторона была основной для этого конфликта. Это все копейки для такой страны, как Россия.

– То есть, тогда мы эту проверку прошли, значит, а сейчас – нет.

– Тогда была масса факторов, которые могли влиять на тогдашнее руководство РФ. Может, не были готовы к такому сценарию, как сейчас.

– Сейчас Тузла рассматривается Россией как основной "опорный пункт" для строительства моста через Керченский пролив. Как по-вашему, там достаточно возможностей для этого?

– Я, конечно, не геодезист, но то, что слышал, это что рассматривались три варианта строительства того моста. Самый удачный – на самом узком месте, кажется, 3800 м, немного севернее переправы "порт Керчь – порт Кавказ". Этот мост был бы более удачный и малозатратный по ресурсам, чем то, что они сейчас делают.

Что касается Тузлы – на тот момент, в 2003-м, когда они построили часть дамбы, изменилось течение. Мы изучали гидрографию и увидели, что остров смывает. Были предложения относительно укрепления острова, но оно так и не состоялось – не было ресурсов.

– Что касается аннексии Крыма в 2014-м, вы заявляли в прессе, что это можно было предотвратить. Мол, накануне, в 2013 году, ВСУ проводили учения, а, следовательно, знали, что нужно делать в таких случаях.

– Было мало времени, чтобы принять решение. Потому что они [Россия] готовились заранее. Фактор внезапности был решающим.

– Возможно, нужен был какой-то более решительный руководитель?

– Я не могу оценивать тогдашнее руководство. Думаю, учитывались все факторы извне. Возможно, было бы как в Грузии. Зашли, вышли, попугали.

Очень сложно предугадать шаги кремлевского руководства. Видите, что они творят? На всех фронтах. То, что сейчас конфликт якобы локализован – это одно. Нас держат в напряжении. Но, вместе с этим, он [Путин] начинает нас обжимать: Иран, Азербайджан, Турция, потом дойдет до Молдовы, Беларусь – уже практически его вотчина, а потом будет щипать еще какие-то страны. Не буду говорить, что его может остановить.

– После недавней провокации на административной границе с Крымом президент дал команду привести украинские войска на приграничных территориях в полную боеготовность. Можете это прокомментировать? Возможно, надо было отдать такую команду раньше?

– Мы и так находимся в состоянии боеготовности. Сейчас принимаются все меры адекватного реагирования на различные провокации со стороны РФ. А то, что произошло в Крыму [так называемое задержание украинских диверсантов] – в прессе было много вариантов. Но это была чистой воды провокация. Они [россияне] выдавали свои внутренние разборки за то, что им хотелось. Что украинские террористы там. На самом деле, возможно, это были несогласованные действия ФСБшников и пограничников. Вероятнее всего, что так и было.

– Там же была версия, что сначала искали солдат в российской форме, а потом вдруг оказалось, что это украинские диверсанты.

– Да, там были объявления, что ищут людей в военной форме, шевроны с ромбом – такие у пограничников РФ.

– Давайте поговорим о флоте. Расскажите о наследстве, которое досталось вам. Как вы оцениваете мощь, боеготовность ВМС Украины?

– В наследство мне досталось то, что мы вывели из Крыма.

Относительно корабельного состава, то практически весь он, боеспособный, остался в Крыму. Он стоит у стенок, отдельно отведенный. Пока же мы проводим ремонт и модернизацию корабельного состава, который был выведен. Это показали на недавних учениях SeaBreeze-2016, где корабль проходил оценку НАТО второго уровня в рамках концепции оперативных возможностей. "Сагайдачный" принимал участие сначала в одних учениях, затем плавно перешел в другие, с Пассекса в SeaBreeze, отрабатывал с румынскими ВМС и затем переходил к американцам для выполнения совместных задач. Трудно, но дело идет.

– Насколько мне известно, один из главных вопросов, который требует решения сегодня, это обеспечение самих моряков, которые выехали из Крыма вместе с флотом. Многим, например, негде жить.

– Да, этот социальный аспект очень тяжелый. Фактически, тот состав, который вышел из Крыма, сегодня живет на кораблях. Для них мы будем строить нормальное жилье, чтобы были хорошие условия проживания – прежде всего, для контрактников, которые составляют основу корабельного состава. То же самое касается вновь созданных компонентов флота для укрепления береговой составляющей флота. Есть наработки, и мы, думаю, в ближайшей перспективе построим жилье, приемлемое для проживания.

– Сколько таких людей? Речь идет о десятках или сотнях?

– Моряков на кораблях – около 600 человек, береговиков – до тысячи. Главное, что есть дух личного состава, устойчивость, идут на контракт, учатся, проходят боевое слаживание, участвуют в АТО. Вот два батальона морской пехоты сейчас там, еще два – готовятся.

– Многие критиковали ваше назначение на должность командующего флотом. Мол, танкиста поставили командовать моряками.

– Раньше моряками и артиллерист командовал.

– Вам не трудно было изменить сферу деятельности?

– Я знаю этот коллектив, мы с ним работали с 2004 года. Что флотский коллектив, что береговой – они мне родные, мы с ними знакомы, я всех их хорошо знаю и понимаю. Я хочу, чтобы мы оставались такой же семьей, работали над повышением боеспособности и развитием Военно-морских сил.

– После скандалов в СМИ вашего предшественника Сергея Гайдука освободили, но остались его заместители, которых критикуют за то же самое – за тесные связи с Россией, например.

– Его не уволили. Его зачислили в распоряжение Министра обороны Украины. Есть планы относительно его дальнейшей службы, и я думаю, что министр обороны примет правильное решение в этом контексте.

– А как насчет его заместителей?

– У меня есть опыт в кадровой службе, через меня прошло очень много офицеров ВСУ. Я не делаю выводы о человеке, опираясь на слова других людей или СМИ. Придя к флоту, я испытываю персонально каждого офицера. И по результатам испытания делаю выводы. Способен ли он строить в моей команде флот или нет, соответствует ли человек тем требованиям, которые перед нами стоят, или не соответствует. Уже есть те, кто не прошел этих испытаний. У нас есть цель, каким должен быть флот через четыре года – для этого нужна хорошая команда. И я ее готовлю.

– Какой процент украинского флота остался в Крыму?

– Две трети осталось там, одна – вышла [из Крыма].

– То есть большую часть мы потеряли...

– Мы были без срочной службы. Все – контрактники, как правило, они набирались из Крыма. Мало кто из близлежащих областей. Николаевская, Херсонская, Запорожская. Но основой были крымчане. Я помню, как ко мне на уже заблокированный КПП приходили матери и плакали: "Отпустите наших солдат". Присягу принимал? Все, вперед.

У многих было непонимание того, что происходит. Еще один момент – то, что офицеры забыли о присяге, а вспомнили о квартире, которую давала Украина. Сейчас я поднимаю вопрос о лишении воинских званий и наград для адмиралов, для тех, кто остался в Крыму. Нужно это начинать.

– Чем такие люди могут навредить Украине после того, как перебежали на российскую сторону?

– Насколько мне известно, большинство офицерского командования, которое осталась там, уже уволено. Навредить нам они уже ничем не могут. Они уже навредили только себе и своим семьям, своим потомкам. Правда – на нашей стороне. Крым будет нашим. Мы туда вернемся. И как будут жить дети офицеров, которые тогда приняли решение остаться на аннексированной территории – лишь вопрос времени. Но этот вопрос встанет.

– Вы говорите, Крым вернется. Когда?

– Возможно, в 2017-ом. Тогда, когда хрупкое равновесие Российской Федерации пошатнется. А оно скоро пошатнется.

– Достаточно ли сейчас кадров для ВМС среди молодежи? Есть кем заменить старый состав в случае, если вы все-таки уволите кого-то?

– В стране война. И мы не имеем права разбрасываться кадрами, ни старыми, ни молодыми. Всех желающих, даже тех, кто был уволен, просматривать и ставить в ряды. Таких желающих много. У меня сейчас в папке лежат документы на будущий призыв. Не скажу количество, но очень много людей.

– Можно ли ожидать каких-то провокаций в Одессе? Ходили слухи, что нельзя исключать вторжения с моря.

– От них можно ждать всего, что угодно. За учениями SeaBreeze, которые проходили в июле, наблюдало четыре разведывательных корабля. В последний день учений я лично совершал облет и наткнулся на два разведкорабля Черноморского флота РФ. Они не дремлют, постоянно заставляют держаться в тонусе. В свою очередь, и мы их держим в тонусе.

На мой взгляд, больше всего нужно бояться внутренней подоплеки, разжигания всех этих сепаратистских настроений на внутреннем уровне. Я сейчас говорю о Бессарабии. В Одессе, например, еще держатся такие настроения.

– И много таких случаев?

– Я не могу рассказать все. Но скажу, что все имеющиеся козни успешно пресекаются. Наши спецслужбы работают хорошо. Например, был случай в мае – тогда провели достаточно хорошую спецоперацию. Пока ситуация под контролем.

– Если Россия все-таки решится на более резкий шаг в отношении Украины, мы можем этому противостоять?

– Мы готовы ответить. Найдем ресурсы, варианты для противодействия всем этим подлым действиям со стороны нашего бывшего "северного брата".

Новое время