Для генерал-лейтенанта Игоря Воронченко, начальника главного управления персонала Генштаба Украины, ясно как день, что Россия готовилась к аннексии Крыма годами. Ранее Воронченко приводил аргументы, на основании которых сделал подобный вывод. Во второй части интервью он рассказывает, как начиналась аннексия, и вспоминает: существовал момент, когда у украинских военных был шанс изменить ход российской операции.

– Самая основная причина происшедшего в Крыму – им никто не занимался. В октябре 2013 года в Крыму начали готовить "самооборону". Можно сказать стопроцентно, что доклад внешней разведки о ситуации на полуострове был направлен президенту Януковичу. После того, как я узнал, что в Гвардейском сидят десантники, я заказал паспорт объекта, но это было проигнорировано.

Гвардейское, Севастополь и учебный полигон Опук – это три точки, откуда началась военная фаза операции.

Помню, за полгода до этого приезжали верификаторы из Литвы и сказали, что хотят инспектировать Опук (арендовался ЧФ РФ, – ред.). Инспекционная группа исследовала на вертолете и обнаружила там неучтенную технику. А россияне никак не отреагировали.

А через полгода пошли колонны…

– Сколько вообще, по вашим данным, российских войск вторглось в Крым? Борис Немцов в своем докладе писал о 35-тысячном контингенте.

– Не могу сказать точно. Как я говорил, приземлилось два самолета Ил с десантниками. На Опуке мы не контролировали, сколько пришло судов. Пришел батальон из Темрюка – черт его знает, сколько в нем людей было. Тогда было передислоцировано четыре бригады где-то по 2500 человек каждая, плюс части спецназа. Скорее всего, цифра указана верно.

– А сколько на полуострове было украинских военнослужащих?

– Вот говорят, что была группировка в 20 тысяч. Вранье это все. У нас по штату настолько все сокращали, что у меня осталось 2190 человек, из них 180 – женщины. 400 бойцов морской пехоты. Бригада в Перевальном примерно в тысячу человек. Около 250 в Керчи и столько же в Симферополе. Практически в центре Симферополя стояла бригадная группа. Боеспособное ядро – батальон морской пехоты в Феодосии, горнопехотный батальон и рота в Керчи.

И это все войска Крыма. И то, к примеру, на танковый батальон было шесть групп аккумуляторов. То есть из 40 танков могли завестись только шесть!

– В процентном соотношении сколько среди украинских военнослужащих в Крыму было местных?

– Около половины. За последние годы нам нарезали план на контракт и мы начали принимать на контракт местных. Возле меня стояли матери, плакали: отпустите бойцов своих. То есть происходило давление через семью.

До этого процент был ниже, были солдаты срочной службы. Где-то за год до всех событий срочников убрали. Теперь проблема была в том, что я не знал, кто выстрелит в спину. Могли утром браво докладывать, что все четко, я предан, а в обед сообщают: "Я поднял флаг". Я не могу понять: "Какой флаг?" – "Российский".

23 февраля корпусные офицеры, которых я уважал, приходили, поздравляли меня с праздником. А через десять дней они же стояли против меня с оружием. Некоторые бывшие военнослужащие-отставники всплыли возле КПП частей. Сто процентов, что у России была база всех уволенных. Вот тот, кого ты знал, с кем ты дружил – вот он стоит напротив тебя, перевернутый в один момент.

Кто действительно помог, так это крымские татары. Я уважаю и ценю этот народ!

Когда я оставался последним в Крыму, мой знакомый крымский татарин сказал мне: "Мы встанем живой цепью, я могу выставить 150 человек". Я ответил, что не хочу в это дело замешивать национальный вопрос.

– Был ли момент, когда можно было остановить аннексию?

– Изначально у нас было 6-8 часов, чтобы ударить по захваченному зданию Верховного Совета. 6-8 часов, чтобы принять решение и начать действовать. В этом случае мы действовали и могли поломать хоть как-то замысел Кремля.

Что самое интересное: в октябре 2013 года проводились учения по освобождению заложников в Верховном Совете. Свисток – и мы бы все сделали.

После этого времени уже не было. Народ с ног встал на голову. Кто-то из местных пострадал бы где-то в результате отпора, и Россия имела бы фактор для введения войск.

А через три часа после захвата ВР Крыма из Гвардейского пошли БТРы. Этого нигде никто не указывал. Откуда они взялись? Никто не знает. Мне Могилев звонит: "Твои БТРы?". – "У меня БТРов там нет никаких".

– Иными словами, после того, как возможность с крымским парламентом была упущена, последствия от сопротивления агрессору были бы другими?

– Народ поменялся – и это самое плохое. Больше всего действовало, что люди, с которыми ты нормально общался несколько дней назад, сегодня уже стоят против тебя.

Был еще момент, когда можно было застопорить подразделение российских военных, которые вошли в Красноперекопск. Обступить со всех сторон и показать, что перед нами российские военные.

Замысел был батальоном морской пехоты прорваться до перешейка. А его на следующее утро обложили двойным кольцом, поставили три установки "Град", четыре лежки снайперов. Я послал перепроверить эту информацию, она подтвердилась. Я понял, что уже все.

Никто не знает, что мы трое суток держали кировский аэродром и ждали подмоги. Потом была первая стычка и контакт с подразделениями 7-ой дивизии ВДВ России. А затем появились казаки. Что самое интересное, казаки всплыли из бывших военнослужащих. Понимаете масштаб?

– Вы интересовались судьбой бывших коллег, которые изменили присяге?

– За исключением комбрига в селе Перевальном, всех уволили. Комбриг как-то держится. Понимаете, предатели даже россиянам не нужны.

КрымSOS